Беспокойная ночь.

Жак вертелась и крутилась на своей мягкой постели, не в силах заснуть, будто вместо перин были сплошные булыжники. Правда, спать на голых камнях ей никогда не приходилось, но надо же с чем-то сравнивать. Устав ворочаться с боку на бок, она решительно откинула одеяло и уставилась в потолок. Ветерок из полуоткрытого окна еле-еле колыхал занавесь. Чёрт побери, почему она не родилась мужчиной? Отправилась бы в первый попавшийся бордель, и дело с концом. Или напилась бы. Господи, сколько неудобств создаёт существование в женском теле... Будь она в Париже, дело бы стало за небольшой прогулкой в известный парк. Вспомнив, кого она в последний раз встретила во время такой прогулки, Жак тихонько полузастонала-полузарычала сквозь зубы и встала. Ко всему прочему, желая перед сном принять ванну, она перепутала горячую воду с холодной, и обнаружила это, уже окатившись. Сон, и без того капризный, как породистый голубь, мгновенно улетучился.
Плюнув на всё, она принялась одеваться. Пегаш, которого Жак мучила и весь сегодняшний день, фыркнул, устало и покорно наклоняя голову для уздечки, и потянулся к карману.
- Оставь, дурашка... - проговорила женщина, лихорадочно застёгивая ремешки и проверяя пистолеты и фляжку. В это время было ещё немного шумно, и конский топот влился в обычный вечерний гул, никого не встревожив. Жак отправилась к морю. В наступившей темноте оно казалось чёрным, бездонным и огромным, накатывая свои волны одну за одной на берег, и с шипением отступая. Спрыгнув с седла, Жаклин вошла по щиколотку в воду и повела жеребца под уздцы. Плевать было на промокшие ноги. Чуть позже ещё более дикая идея пришла ей в голову, как всегда - когда она бывала на пике одержимости - и, отпустив подпругу, она вышла туда, куда волны не доставали. Пегаш, долго не раздумывая, воспользовался дарованной ему передышкой и налёг на траву. Костюм полетел на песок, сапоги отправились следом: босиком и с распущенными волосами, с блестящими как в лихорадке глазами, Жак вошла в воду. Кружевная рубашка и панталоны мягкого зелёного цвета почти не выдавали её присутствия в темноте, белый цвет она терпеть не могла, а шёлк лился изумрудной зеленью, едва заметно поблёскивая. Когда волны коснулись плеч, она поплыла.